ЖИВАЯ ЭТИКА (АГНИ ЙОГА). Форум «ФЕНИКС»

В.И. Алексеева, г.Калуга.

К.Э. Циолковский: «Я был страстным учителем».

Константин Эдуардович Циолковский (1857-1935) - выдающийся российский учёный, основоположник теоретической космонавтики и ракетодинамики, автор прогнозов освоения человечеством космического пространства. Благодаря его книге «Исследование мировых пространств реактивными приборами», увидевшей свет в 1903г., наша страна обладает мировым приоритетом в этой области знания. В истории технической мысли остались такие крупные изобретения Циолковского, как цельнометаллический дирижабль и металлический аэроплан, разработанные в 90 годах 19 века. На рубеже 19-20 веков несколько лет учёный интенсивно занимался вопросами обтекания тел вращения и моделей летательных аппаратов воздушным потоком и стал одним из основоположников экспериментальной аэродинамики.

Сам Циолковский гордился энциклопедическим складом ума и не ограничивался научно-технической проблематикой. Он размышлял о судьбах человечества, о земной и космической этике, написал ряд философских трудов, которые привлекали внимание современников, вызывают интерес и сегодня: «Монизм вселенной» 1925г., «Причина космоса» 1925г., «Воля вселенной. Неизвестные разумные силы» 1928г., «Научная этика» 1930г. и ряд других.

В социологических и футурологических работах «Горе и гений» 1916г., «Общественная организация человечества» 1928г., «Будущее Земли и человечества» 1928г., «Моя пишущая машина. Двигатели прогресса. Новое о моём дирижабле и последние о нём отзывы. Мелочи» 1928г. учёный выдвигал общечеловеческие задачи развития прогресса, совершенствования социального строя, необходимых преобразований в масштабах земного шара для искоренения всех отрицательных факторов развития - от неблагоприятных географических условий до бедности и социального неравенства.

Жизнь этого человека сложилась так, что он не стал кастовым, дипломированным учёным, не имел официальных дипломов, но всю жизнь с подросткового возраста занимался самообразованием. Жил в городах средней России – родился под Рязанью, семья в его детстве переезжала в Вятку и затем снова в Рязань. В возрасте 16-19 лет он жил в Москве, постоянно посещая крупнейшие библиотеки страны – Румянцевскую и Чертковскую, где самостоятельно прошёл курс физико-математических наук. В эти московские годы сформировались его основные научные интересы, идеи будущих технических изобретений.

Однако, вернувшись из Москвы домой в Рязань, он принял окончательное решение: избрать профессию учителя и параллельно заниматься наукой и изобретениями. Сдав экстерном экзамены на звание учителя уездной школы в рязанской гимназии, он получил назначение в город Боровск Калужской губернии. Проработав там 12 лет (1880-1892), он был переведён в Калугу, где учительствовал до 1921 года и вышел на пенсию в возрасте 64лет, имея почти 42-летний педагогический стаж.

Жизнь Циолковского представляет собой феномен колоссальной трудоспособности. Учёный оставил нам около 600 научных рукописей, только часть из которых опубликовал при жизни, вёл большую переписку, издавал на собственные средства свои работы, бесплатно распространяя их по всей стране; в советское время активно выступал в печати, написал десятки популярных материалов по научно-технической тематике. И параллельно занимался нелёгким учительским трудом.

Разумеется, история знает немало случаев, когда выдающиеся личности совмещали несколько профессий, но это было характерно больше для средневековья, Нового времени, и стало редкостью в 20 веке. Например, Вольтер заметил по поводу Френсиса Бэкона, которого справедливо считают одним из основоположников новой европейской философии: «Он был сыном лорда – хранителя печати и в течение долгого времени занимал должность канцлера при короле Якове 1. Тем не менее, среди придворных интриг и забот по своей должности, требовавшей полной самоотдачи, он нашёл время, чтобы стать великим философом, добросовестным историком и изящным писателем».

Сам Циолковский много размышлял над этим феноменом, над судьбой гениев, которым приходилось наряду с занятиями наукой и изобретательством выполнять какие-то средние человеческие обязанности, трудиться ради куска хлеба или по каким-то иным причинам.

В работе «Гений среди людей» он отмечал: «Великие выдвигаются большею частью из всего человечества, из всевозможных его слоёв, не имея при себе дипломов, свидетельствующих о принадлежности их к учёной корпорации. Так всеобъемлющий гений Леонардо да Винчи был художником. Астроном Вильям Гершель – музыкантом. Физик Франклин – тряпичником, типографом, вообще грубым тружеником. Кулибин – мещанином – самоучкой, как и астроном Семёнов. Ботаник Мендель – монахом. Астроном Коперник – каноником, т.е. псаломщиком, дьячком. Натуралист Ламарк – военным. Чарльз Дарвин – фермером (или помещиком). Лавуазье – откупщиком. Ньютон – чиновником, смотрителем монетного двора. Пристли – богословом. Физиолог Найт – садовником. Фрауенгофер – стекольным фабрикантом. Ботаник Шпренгель – школьным учителем. Физиолог Буссенго – горным служащим. Уатт – слесарем. Фабр – учителем. Физиолог Пастер – химиком. Агроном Теэр – врачом, как Мейер и Гальвани… Эти и подобные им люди дали науке и человечеству безмерно больше, чем все официальные учёные вместе».

Как же случилось, что человек, которому предстояло стать первым в мире теоретиком освоения космического пространства, большую часть жизни отдал обыкновенному учительскому труду?

Константин Эдуардович родился в обедневшей дворянской семье в селе Ижевском Спасского уезда Рязанской губернии, где было много детей, и в детстве ничем не отличался от братьев и сестёр, был таким же веселым и смышлёным ребёнком, как и они. Однако лет в 10-11 с ним случилось несчастье, оказавшее огромное влияние на всю последующую жизнь. После перенесённой скарлатины он оглох на одно ухо, стал плохо слышать, и на этом закончилось счастливое детство обычного ребёнка. Когда пришла пора идти в школу (семья жила в это время в Вятке), Костя столкнулся с трудностями, которых следовало ожидать. Он почти не слышал учителей, не мог общаться со сверстниками, да и не хотел зубрить латынь и греческий – языки, которые преподавали в классической гимназии. В результате выбыл из третьего класса гимназии «для поступления в техническое училище»… Всю последующую жизнь, начиная с 14-летнего возраста, Константин Эдуардович занимался изобретательством, ручным творчеством, теоретическими научными исследованиями.

В 1879 году он сдал экстерном экзамены в Рязанской гимназии, получил звание учителя уездного училища по математике. Протокол заседания педагогического совета с таким заключением был оформлен 17 сентября – в день рождения будущего учёного. В тот день ему исполнилось 22 года.

Почему решил стать учителем?
Отец Циолковского, Эдуард Игнатьевич, имел опыт преподавания в таксаторских классах, где обучали лесников. Сам Константин чувствовал в себе педагогические способности, уже имел к этому времени опыт репетитора, доступно объяснял алгебру и геометрию.

Вот как описывал учёный процедуру сдачи экзаменов:
«На экзамен я боялся опоздать. Спрашиваю сторожа: «Экзаменуют?» Насмешливый ответ: «Только вас дожидаются». Первый устный экзамен был по закону божию. Растерялся и не мог выговорить ни одного слова. Увели и посадили в стороне на диванчик. Через пять минут очухался и отвечал без запинки. Далее со мной уже этой растерянности не было. Главное – глухота меня стесняла. Совестно было отвечать невпопад и переспрашивать – тоже. Письменный экзамен был в комнате директора и в его одноличном присутствии. Через несколько минут я написал сочинение, ввернув доказательства совершенно новые. Подаю директору. Его вопрос: «Это черновая?» - «Нет, беловая», - отвечаю. Хорошо, что попался мыслящий молодой экзаменатор. Он понял меня и поставил хороший балл, не сделав ни одного замечания. Отметок их я не видел. Знаю только, что меньше 4 получать на экзамене было нельзя. Так сошли и другие экзамены. Пробный урок давался в перемену, без учеников. Выслушивал один математик…

Отец был очень доволен. Решили помочь мне в снаряжении на предполагаемое место. На экзамене я был в серой заплатанной блузе. Пальто и прочее – всё это было в жалком состоянии, а денег почти не оставалось. Сшили виц-мундир, брюки и жилет, всего на 25 рублей. Кстати сказать, что все сорок лет моего последующего учительства я больше мундира не шил. Кокарды не носил. Ходил в чём придётся. Крахмальных воротников не употреблял. Сшили и дешёвое пальто за 7 рублей. Пришили к шапке наушники, и всё было готово. Истраченное я потом возвратил отцу, который за это немного обиделся».

Он приехал в Боровск в начале 1880 в качестве учителя арифметики и геометрии в единственное в Боровске уездное училище. С молодости пришлось вести такой образ жизни, который в корне отличался от жизни его коллег по училищу. Возвращаясь после рабочего дня, он принимался за главное – вычисления, модели дирижаблей, рукописи. Именно в Боровске он написал первый в мире труд по космонавтике «Свободное пространство», обосновал цельнометаллический дирижабль в работе «Аэростат металлический, управляемый». Однако талантливый человек талантлив во всём. Он не умел жить вполсилы, отдавал детям всё, что мог – знания, душевное тепло, свободное время.

«Я был страстным учителем и приходил из училища сильно утомлённым, так как большую часть сил оставлял там. Только к вечеру я мог приняться за свои вычисления и опыты», – писал учёный позже в одной из автобиографий.

В отчёте смотрителя Боровского училища Ильи Любимова говорилось: «Уроки г. Циолковского всегда оставляют по себе весьма приятное впечатление. Его приёмы преподавания просты, наглядны и практичны, оживляют и заставляют быть внимательными учеников во всё время урока. Вследствие такого преподавания дети без особого труда и сознательно усваивают изучаемый предмет. Готовых правил и теорем учитель никогда не даёт детям, а они сами с помощью учителя, посредством решения многих частных вопросов и задач, приходят к той или другой истине, к тому или другому положению… Объяснения учителя понятны детям, так как проверяются вычислениями или же прямо делом. Понятие о дробях, например, деля на части бумагу, палочку; сравнивая полученные части, изучают величину дробей, и т.д. Делают из бумаги несколько разнообразных треугольников, берут один из них, отрезают от него углы, складывают их вместе на плоскости, сравнивают углы от треугольника с прямым углом и, поступив также с другими треугольниками, вполне убеждаются, что сумма углов во всяком треугольнике равна двум частям. Ещё: склеив из бумаги цилиндр и конус с равными основаниями и высотами, пересыпая из одного тела в другое песок, видят, что объём цилиндра в три раза больше объёма конуса.
А с каким удовольствием ученики идут с учителем в огород или поле, весной, конечно, измерять площади, определять расстояние между двумя недоступными предметами, измерить издалека высоту колокольни и т.д.! И несмотря на то, что при таких занятиях употребляется единственный и то самодельный инструмент - астролябия, вместо вех при съёмке планов становятся иногда сами ученики, расстояние, за неимением цепи, проверяется шагами, упражнения этого рода, несомненно, увлекательны и полезны, а на геометрию приучают смотреть как на науку, пригодную к жизни.
Г-н Циолковский предан своему делу и продолжает своё самообразование, читает руководства по математике не только русских, но и французских авторов; занимается алгеброй и высшей математикой; делает сам модели геометрических тел и физические приборы. Под руководством такого умелого, практичного и образованного учителя ученики умственно развиваются и приобретают серьёзные познания в математике».

К этому времени Циолковский уже был педагогом с девятилетним стажем. Что касается «французских авторов», то речь, несомненно, идёт о книгах на французском языке, в России второй половины 19 века было изобилие литературы на основных европейских языках. Знал ли Циолковский иностранные языки? Определённых данных на этот счёт нет, так как он практически не учился в школе, как будто и не мог знать. Однако наличие ряда научных книг на французском в его библиотеке позволяет предположить, что он мог читать на этом языке.

Сохранилось единственное воспоминание о Циолковском – учителе его ученика по Боровску Г.Коновалова. Он писал в письме учёному 30 марта 1928 года:

«Живо представляю вас высоким, неторопливым, бледным, с женственным голосом. В то глухое для просвещения время вы хотели пробудить в своих учениках живой интерес к физике. Как сейчас вижу, как вы ведёте нас на огороды и пустыри Боровска, где вы показывали, как можно пустить воздушный шар посредством подогретого воздуха. Мы тогда подожгли лучинки на сетке под шаром и с восхищением бежали за ним, когда он улетал от нас. Помню вас и смелым физкультурником, катающимся на коньках по льду реки Протвы вместе с детьми. Тогда редко кто из взрослых катался на коньках. Это считалось пустой забавой…»

Да, Циолковский никогда не был таким, как все. Особенно заметно это было в молодые годы учёного в таком маленьком старообрядческом городе, как Боровск. Этот учитель поражал практичных и благоразумных боровчан своими забавами.

«Всегда я что-нибудь затевал. Поблизости была река. Вздумал я сделать сани с колесом. Все сидели и качали рычаги. Сани должны были мчаться по льду. Всё было закончено, но испытание машины почему-то не состоялось. Я усомнился в целесообразности её конструкции. Потом я заменил это сооружение особым парусным креслом. По реке ездили крестьяне. Лошади пугались мчащегося паруса, проезжие ругались. Но по глухоте я долго об этом не догадывался. Потом уже, завидя лошадь, заранее поспешно снимал парус», - так писал он в автобиографии «Черты из моей жизни».

Далее вспоминал о коллегах по училищу и об отношениях с учениками:
«Педагогический персонал был далеко не идеальный. Жалование было маленькое, город прижимистый, и уроки добывались (не совсем чистой) хитростью: выставлялась двойка за четверть или наушничали богатеньким родителям о непонятливости ученика. Я никогда не угощал, не праздновал, сам никуда не ходил, и мне моего жалования хватало. Одевались мы просто, в сущности, очень бедно, но в заплатах не ходили и никогда не голодали. Другое дело мои товарищи. Это большей частью семинаристы, кончившие курсы и выдержавшие, кроме того, особый экзамен на учителя. Им не хотелось поступать в попы. Они привыкли к лучшей жизни, к гостям, праздникам, суете и выпивке. Им не хватало жалования. Брали взятки, продавали учительские дипломы сельским учителям. Я ничего не знал по своей глухоте и никакого участия в этих вакханалиях не принимал. Но всё же по мере возможности препятствовал нечестным поступкам. Сам я всегда отказывался от уроков со своими учениками, а другие (чужие) редко попадались. (Речь идёт о дополнительных платных занятиях с отстающими учениками – В.А.)».

Эти заметки рисуют человека живого, задорного, с выдумкой и фантазией, явного лидера по характеру, способного всколыхнуть своей энергией тихую провинцию. Астролябия была любимым прибором Циолковского с детства. Дело в том, что, начиная изучать геометрию по школьным учебникам, он прочитал описание астролябии, изучил чертёж, приведённый в книге, и сделал прибор для себя. Измерил расстояние до пожарной каланчи, не выходя из дома. Затем проверил результат. Оказалось, верно. Этот первый опыт произвел на будущего учёного сильнейшее впечатление, так он поверил теоретическому знанию. Естественно, впоследствии он любил применить астролябию на практических занятиях со школьниками.

Излюбленной игрушкой Циолковского был и воздушный шар, или монгольфьер. Такой миниатюрный воздухоплавательный прибор запускал при каждом удобном случае – для развлечения своих детей, для увеселения знакомых, и конечно, в классе на уроках при изучении соответствующей темы. Мы ещё встретим описания опытов с монгольфьером, оставленные ученицами Циолковского.

Проработав в Боровске 12 лет, он был в 1892 году переведён в более крупный губернский город Калугу по представлению директора народных училищ губернии «… как один из способнейших и усерднейших преподавателей».

В крупном губернском городе было больше возможностей, постепенно улучшилось и материальное положение семьи. К.Э.Циолковский, не имевший формального права преподавать в средней школе, так как имел диплом учителя начальных классов, работал впоследствии в Калужском епархиальном женском училище и в советское время в 6-ой единой трудовой школе 2-ой ступени, то есть в средних учебных заведениях.

Преподавал недолго и в Калужском Романовском высшем училище, а также в реальном училище. Пришлось давать уроки арифметики, геометрии, а позже алгебры, физики, химии и космографии. Реальное училище располагалось в переулке Воскресенского, 4. Высшее начальное училище – по нынешней улице Луначарского, 1 (ранее улица Никольская). Школа №6 находилась на улице, которая называлась Малой Садовой, а сегодня носит имя академика Королёва, д. №14.

Начинал он в Калуге работать в уездном училище. Оно располагалось на улице Воскресенской, 12. На здании бывшего уездного училища в самом центре старой Калуги есть мемориальная доска.

В «Планах преподавания арифметики и геометрии» на 1892-1893гг. отметил подмеченные им особенности детской психологии и выработанные в связи с этим методы ведения урока:

«Замечу, что судить о познании класса лучше всего по ответам слабейших учеников. Таким образом, учитель не будет никогда иметь преувеличенного мнения об успехах своих клиентов, каковое преувеличенное мнение может сильно вредить делу преподавания.

Нет надобности заставлять одного ученика повторять всё объяснённое, напротив, полезнее каждого спросить понемножку, через это поддерживается всеобщее внимание и оживление. Нет ничего хуже, как наваливать на одного ученика роль исключительно активную, а на других – пассивную, заставляя их только слушать и слушать. Каждому хочется высказать своё понимание, своё знание и свои мысли, нередко ошибочные. Никого не нужно лишать этого права или, вернее, потребности человеческой души; иначе такой обделённый субъект или заснёт умственно, или займётся пустыми разговорами и шалостями, становясь даже помехою классу.

Впрочем, одни дети, по самой природе своей, более активны, другие – менее. Следует сообразоваться с душевными свойствами учеников: молчаливых не очень насиловать, а бойкими учениками пользоваться для блага всего класса. Думаю, что если бы учитель исключительно положился на свои силы, то у него едва ли бы хватило энергии в течение многих лет достигать своих целей: дела у педагога останется, во всяком случае, по горло…

В арифметике, как и в других науках, большую роль играет наглядность, то есть восприятие идей при пособии не только слов, но и зрения: образов, фигур и их движений. Так, понятие о дроби даётся через разрезывание яблока; понятие о величине её даётся через изображение их полосами бумаг, разрезанных или расчерченных на части. Также – решение задач, например, о курьерах, пароходах и других предметах, едущих друг другу навстречу или догоняющих один другого – сопровождается живой иллюстрацией, а именно: 2 ученика изображают 2 парохода, причём они действуют сообразно условиям задачи. Подобная наглядность не только уясняет задачу, но и придаёт ученикам силы, оживляя класс».

Елена, спасибо за интересную и захватившую меня информацию жизнеописания К.Э.Циолковского. Он молодец! Он живой и веселый, с любящим горящим сердцем! Настоящий человек! И главное, что он строил отношения с учениками дружеские и не кичился своим авторитетом, а дети это чувствуют. Как у Достоевского в "Братьях Карамазовых" Алёша обращается к ребенку на равных и Ф.М. пишет, что такое дети не забывают и потом сердцем прикипают к такому взрослому. Так ведь оно и есть. Ну, вот хотя бы мой пример, я не поставила ни одной двойки, пока преподавала, а успеваемость выросла по сравнению с прошлыми годами на 40%. Но вот когда мне нужно было отлучиться на 2 недели и я, вернувшись, узнала, что преподаватели в прямом смысле плакали от моих детей, то спросила их почему же они так? Ответ был: "Она такая борзая была!" В свою очередь преподаватели "перелизали" начальству, что предмет я нормально детям не даю, п.ч. ЭКОНОМИЧЕСКУЮ ТЕОРИЮ (О, мама дорогая!) дети им рассказывали на примерах машинок, яблок, мороженых. И меня даже вызвали на ковер. Но я сказала, чтоб дождались экзамена, а потом уж ругали. И действительно, то, что не доходило до детей на выспренном закрученном экономическом языке (на первом курсе я сама хотела бросить учебу в универе, п.ч. у меня по экономтеории выплывал двойбан - я не "въезжала"), прекрасно усваивалось на простых примерах. При этом я заходила в аудиторию и мне хотелось их всех поцеловать, называла их зайками, солнышками, но при этом, разумеется, на "Вы". И они чувствовали, что я их уважаю и люблю, и любили меня в ответ. И не надо было осаживать обидчика, если вдруг такой находился, они будто сами взяли меня под опеку и если что защищали перед всеми, а я их. У нас до сих пор любовь, хотя прошло несколько лет. И я счастлива, вспоминая о них, и они меня вспоминают. Так это же счастье какое! Самое страшное, когда ребенок с мукой смотрит на часы то и дело и ждет, когда же закончится пытка-семинар.

Вот фотография астролябии: