Добротолюбие. Том 5. ПРЕПОДОБНЫЙ НИКИТА СТИФАТ

Милана

Добротолюбие
Том 5.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Се пятый и последний том Добротолюбия, совмещающий в себе остальные статьи Греческого Добротолюбия за исключением 1) двух книг – Петра Дамаскина, имеющихся в переводе Оптинской пустыни, – 2) глав Симеона Метафраста, извлеченных из бесед св. Макария Египетского, печатаемых у нас вместе с беседами сего отца, – 3) физических, богословских и нравственных глав св. Григория Паламы, в коих очень много трудного для понятия и выражения и 4) глав Каллиста Катафигиота, слишком утонченных, – и преимущественно умозрительных, – силлогистических, как выражает их характеристическую черту самое заглавие.

От этого впрочем опущения никакого ущерба не потерпит наш сборник, имевший в виду не умовую, а почти исключительно деятельную жизнь. А для этой жизни сколько дает настоящий том, всякий может увидеть из оглавления статей, вошедших в состав его. Одна книга Каллиста и Игнатия представляет систематическое изложение всего хода духовной жизни с обычными в ней деланиями, чего до них, а можно прибавить, и после них, никто не предпринимал.

Примечание редактора HTML-версии (2006)

Основной текст второго-пятого томов Добротолюбия был отредактирован (см.), чтобы приблизить его к современному русскому написанию и произношению. Цитаты из Св.Писания оставлены без изменений. Содержание их при необходимости можно уточнять по новорусской редакции Ветхого и Нового Завета. Оставлено без изменений также различие в написании слов "мiр" (социум, иногда – тварная вселенная в целом), "мир" (покой, лад, согласие, гармония) и "мνро" (благовонный состав для священного помазания).

В Приложении добавлены опущенные Феофаном книги Петра Дамаскина (Преподобный Петр Дамаскин. Творения. К., 1902; перевод Ювеналия Половцева) и главы Каллиста Катафигиота в переводе Алексея Лосева (из кн. А.Ф.Лосев. Имя: Сочинения и переводы. СПб.: Алетейя, 1997).

Милана

2.5. ПРЕПОДОБНЫЙ НИКИТА СТИФАТ

Краткое сведение о нем

Преподобный Никита, пресвитер Студийской обители, искреннейший ученик св. Симеона, нового Богослова, процветал в одиннадцатом столетии. Он посвящен был св. Симеоном во все таинства духовного любомудрия и в такой мере усвоил себе все добродетели его, что являлся воистину вторым параллельно с учителем своим солнцем, отражающем в душе своей все лучезарные преломления благодатных даров его и учений.

Потом и сам по себе, с неусыпными трудами, углубляясь в Божественные Писания, иное же и делом испытав и пережив, собрал он премножество прекраснейших воззрений на порядки духовной жизни, и сделав чрез все сие ум свой как бы чреватым божественных и преестественных созерцаний, породил высокие и премудрые изречения, как желающим можно удостовериться из предлагаемых трех сотниц их, которые, если кто назовет точным правилом деятельной жизни, руководством к непогрешительному ведению, – зерцалом совершенства богоподобной жизни, одним словом, богатейшей сокровищницей нравственных уроков и умозрительных идей, тот скажет о них настоящую истину. Они, как высоки по мыслям, так благолепны и по красоте выражений, так что недоумеваешь, мысль ли в них заключающаяся, или красота изложения такое услаждение вливают в душу читающих.

Милана

НИКИТЫ ПРЕПОДОБНОГО МОНАХА И ПРЕСВИТЕРА
СВЯТЕЙШЕЙ ОБИТЕЛИ СТУДИЙСКОЙ
деятельных глав сотница первая*

1. Четыре, полагаю, есть причины, побуждающие писать о душеспасительных вещах. Первая есть свобода, самое, разумею, бесстрастие души, чрез притрудное делание достигшее до естественного созерцания творения, и оттоле вступившее в мрак Богословия. Вторая, слезами и молитвою производимая, чистота ума, от коей рождается слово благодатное, и источаются струи спасительных разумений. Третья – вселение в нас Святые Троицы, от Коей исходит светолитие Духа на пользу всякому из очищаемых, для проявления тайн царствия небесного и откровения сокрытых в душе сокровищ Божиих. Четвертая, – лежащий на каждом, получившем талант слова разума (1 Кор. 12, 8), долг, по смыслу угрозы Божией, гласящей: рабе лукавый и ленивый подобаше тебе вдати сребро мое торжником: и Аз пришед, истязал бых свое с лихвою (Мф. 9, 25-27); по каковой причине, конечно, и Давид говорил: се устам моим не возбраню: Господи, Ты разумел еси. Правду Твою не скрых в сердце моем, истину Твою и спасение Твое рех, не скрых милость Твою и истину Твою от сонма многа (Пс. 39, 10. 11).

2. Начало жизни по Богу – всецелое удаление от мiра. Удаление же сие есть отвержение пожеланий души и земного мудрования отменение: вследствие чего, востекая к Божественному мудрованию, делаемся мы из плотских духовными, умерщвляемы бывая плоти и мiру, оживотворяемы же в душе, во Христе и Духе.

3. Ведение о Боге неложное, вера глубоко-внедренная, при презрении всего видимого, и добродетельное действование, чуждое самолюбия – се треплетная вервь, которая, по Соломону, не скоро расторгнется (Еккл. 4, 12) от духов лукавствия.

4. Верою чаем получить воздаяния за труды; потому легко переносим труды доброделания. Духом же Святым будучи в чем удостоверяемы, любовью воспаряем к Богу.

5. Не тогда, как терпим приражения нечистых помыслов, бываем мы уже принадлежащими и к части тех, кои делают непотребное. Но когда, по ослаблении в душе усилий ревности о добром и ум, вследствие небрежного и беспорядочного поведения, начнет вращаться в смутительных и омрачительных воображениях, и труды по добродетели, при лености к богомыслию и молитве, престанут. Тогда, и не делая непотребного, числимся мы на стороне произвольно валяющихся в блате нечистых сластей.

6. Когда ослабнут бразды владычественнейших (высших) чувств, тогда тотчас поднимается восстание страстей и приходит в движение действо раболепнейших (низших) чувств. Ибо обычно неразумным сим (чувствам), разрешась от уз воздержания (или удержания и обуздания), бросаться на предметы страстей, и пастись на них, как на смертоносных пажитях, и это тем ненасытнее, чем долее продолжается услаждение ими; потому что не могут, когда свободны от уз, удерживаться от вкушения того, к чему естественное имеют стремление.

7. Из чувств одни, – именно зрение и слух, – словесны суть и паче других любомудреннейши и владычественнейши; а другие, – именно вкус, обоняние и осязание, – бессловесны и животны, назначенные служить словесным. Ибо сначала видим и слышим, а потом, движимые помышлением, осязаем предлежащий предмет и по обонянии предаем вкусу. Таким образом три последние чувства более скотны и беспрекословнее раболепны, чем два первые; и преимущественно над удовлетворением их трудятся те из скотов и зверей, которые более чревонеистовы и более похотливы, день и ночь, или пищей ненасытно себя наполняли, или неудержимо ища соития.

* Которых глав по нумерации недостает, те опущены, по крайней темноте их.

Милана

8. Кто действие внешних чувств заменяет внутренними, – зрение – устремлением ума к зрению света животного, слух – вниманием душевным, вкус – разумным рассуждением, обоняние – умным постижением (ощущением, чувством), осязание – бодренным трезвением сердечным: тот Ангельскую на земле проводит жизнь; – для людей он и есть и видится человеком, для Ангелов же и есть и понимается Ангелом.

9. Умным зрением приемлем свет божественный, ведение сокровенных тайн Божиих; душевным вниманием восхождение (возникновение) в сердце помыслов располагаем с разумом (или распоряжаемся ими, различая хорошие от худых; разумным рассуждением, как вкусом, распознаем виды разумений, и те, которые произрастают из горького корня, или преобразуем в сладкую для души пищу, или совсем отбрасываем, а которые от былий добрых и злачных отраждаются, те приемлем, пленяюще всяк разум в послушание Христово (2 Кор. 10, 5); умным постижением обоняем мысленное мνро благодати Духа, исполняясь веселием и радованием сердечным; бодренным трезвением сердца благоумно ощущаем, как свыше Дух орошает пламя наших добрых вожделений, или согревает наши силы, охладевшие под действием хлада страстей.

14. Кто славы человеческой, которая ничтоже есть, ищет, как бы она чего-либо строила, сластолюбие лобызает с душевной ненасытимостью и любоименно предается сребролюбию; тот или в демона превращается чрез высокоумие и гордыню, или скотам уподобляется чрез порабощение похотям чрева и подчревных частей, или зверем для ближних делается чрез ненасытимое и бесчеловечное сребролюбие. Ибо таковой, по слову Господню, отпадает от веры в Бога, потому что славу от людей приемлет (Ин. 5, 44), – отвращает от целомудрия и чистоты, потому что ненасытно услаждается жжением подчревных частей и подчиняется срамным их влечениям, – отторгается от любви, потому что об одном себе печется, ближним же нуждающимся ничего не уделяет из своих имений: чрез то что все является чудовищем неким, из многих противоположностей сложившимся, и враждебным и Богу, и людям, и скотам.

15. Гнев, вожделение и разумная сила ума, когда в естественном своем чине стоят и действуют; тогда делают человека всего божественным некако и боговидным, всегда здраво действующим и отнюдь не уклоняющимся от естественного ему ступания. Когда же они в противность естеству уклоняются от надлежащего образа действования и принимают движения (или направления), несвойственные их естеству, тогда являют его, как сказано, чудовищем неким, из многих противоположностей сложившимся.

16. Гнев стоит в междупределии вожделения и разумной силы души, служа для каждой из сих сил оружием, по естеству ли они действуют, или противоестественно. Когда вожделетельная и разумная сила души действует по естеству, направляясь к вещам божественным; тогда гнев для каждой из них служит оружием правды против злобного змия, нашептывающего им и предлагающего вкусить от сластей плоти и утешиться славою человеческой. Когда же они уклоняются от естественного им движения и обращаются к противоестественному, и свой труд и занятия от божественных вещей переносят на человеческие, тогда он служит для них оружием неправды, которым они борются и воюют со всеми, кто полагает им преграду в их похотениях и стремлениях: так что человек в среде церкви верных, является или деятельным, созерцательным и богословствующим, когда действует по естеству, или скотным, зверонравным и демоноподобным, когда уклоняется к тому, что противоестественно.

17. Если кто прежде душевных своих сил болезненным покаянием и усиленными подвигами не преобразит и не сделает такими, какими в начале дал их нам Бог, когда, создав Адама, вдунул в него дыхание жизни: то ни самого себя познать не может когда-либо, ни стяжать помысел владычественный над страстями, не кичливый, не пытливый, не лукавый, простой, смиренномудрый, чуждый зависти и клеветы, – чрез пленение всякого помышления в послушание Христово. Но и души своей никогда не будет он иметь горящей и пламенеющей любовью к Богу, не преступающей пределов воздержания, довольствующеюся предлагаемым и желающей упокоения святых. Если же она этого не стяжает, то и сердца своего никогда не возможет иметь кротким, смирным, безгневным, благим, не задорным, полным милостивости и радушие, потому что она так наветует сама против себя, и так расстраивает свои силы, что является неспособной вмещать в себе лучи благодати Святого Духа.

18. Кто таким образом не воспримет в себе снова первоначального благолепия и не возобразит отличительных черт образа Того, Кто в начале создал его по образу Своему: тому как возможно когда-либо соединиться с Тем, от Кого он отдалился неподобием отличительных черт, и Коему, Свету сущему, погасив свой свет, привлек в себе противное (т.е. тьму)? Не соединившийся же с Тем, от Кого получил начало бытия, и из несущего стал сущим, и над сущими получил власть, куда ввержен будет, как не подобный Создавшему его, по отсечении от Него? Сие явно видящим, хотя я промолчу.

Милана

19 . Пока имеем мы в себе вещества страстей и причины их самоохотно лелеем, не произволяя оттрясти их; дотоле сила их превозмогает над нами, приемля власть на то от нас же самих. Когда же мы отвергнем их от себя и сердце свое очистим слезами покаяния, возненавидев и обольщение видимыми вещами, тогда делаемся причастными присещения Духа Утешителя, Бога зря и зримы бывая от Него.

20. Отрешившиеся от уз пристрастия к мiру пребывают в свободе от всякого порабощения чувствам, Единому Духу живя и с Ним собеседуя, яко движимые от Него, чрез Коего они обычно сочетаются и с Отцом и Словом, единосущными Ему – един дух, по Св. Павлу, с Ними бывая. Таковые не только не уловимы бывают для демонов, но и страшны, как причастники божественного огня и сами огнем сделавшиеся.

21. Осязание есть не частное некое чувство, в одной какой части тела действо свое проявляющее, но чувство общее, по всему телу распространенное. Почему, когда оно осяжет без нужды что-либо, питая еще пристрастие к вещам нежащим, тогда колеблет ум страстными помыслами. Когда же коснется чего по необходимой естественной потребе, отрешившись уже от всяких нежностей и преодолев чувственность, тогда оно не колеблет душевных чувств.

22. Когда ум преселится к вещам сверхчувственным, тогда чувства, состоя в своем чине, бесстрастно входят в соприкосновение с предметами страстей, исследуя лишь причины их и природу, и верно определяя их действия и свойства, без пристрастия к ними без склонения к ним желания против естества.

23. Подвиги и труды духовные рождают радование душевное, коему предшествует умирение страстей. Вследствие сего, что для людей, чувственности порабощенных тяжко и неприятно, то для души, в духовных трудах пребывающей и священными потами любовь к Богу стяжавшей и вожделением божественного ведения уязвленной, легко и весьма сладостно. Для тех, как преданных упокоению тела и наслаждению чувственными удовольствиями, труды и подвиги добродетели неприятны и жестоки, так как они не предпринимали сланость удовольствий сих отмывать потоками слез; а для этой (т.е. для души, работающей Богу) они вожделенны и сладостны. Так как она мерзит удовольствиями, причиняющими ей зло, и отрясла всякое к ним пристрастие, и всякое самолюбивое угождение телу, то для ней прискорбно одно – покой от трудов и пресечение подвигов. Таким образом, что для тех служит к плотскому веселью, то душе, всецело расположившейся к божественному, причиняет скорбь, а что ей доставляет духовное радование, в том же для тех причина воздыханий и мучений.

24. Труды мучительными кажутся в начале для всех, вводимых в поты и подвиги духовные. Когда же они начнут охотно упражняться в них для возращения в себе добрых расположений, и достигнут до средины преуспеяния в том; тогда труды сии являются для них источником дивной некоей отрады и утешения. А когда, наконец, мертвенное сие мудрование плоти пожрется бессмертной жизнью, подаемую присещением Духа Святого, в тех, кои, пребывая в неутомимых трудах, простираются к последним пределам добродетели; тогда лица такие исполняются неизреченной радостью и веселием, потому что чрез это в них самих открывается чистый источник слез и сладкие струи свыше дождем льющегося утешения.

25. Если желаешь достигнуть последних пределов добродетели и непогрешительно обрести путь ведущий к Богу, не давай сна очам своим, ни вождям своим дремания, или, покоя скраниам (вискам, бокам) своим (Пс. 131, 4), пока многими трудами и слезами не обретешь места бесстрастия для изможденной души твоей и не внидешь в святилище ведения Божия и чрез ипостасную Премудрость Его не прозришь разумно в последние концы человеческих дел, и презрев дольняя жаждательнейше подобно еленю не востечешь на высшие горы созерцания.

Милана

26 . Краткий путь к стяжанию добродетели для начинающих есть молчание уст, смежение очей и ушей до глухоты заткнутие. Ибо ум, вследствие сего пользуясь бездействием сих чувств и заключив входы к себе со вне, начинает всматриваться в себя самого и в свои движения, и тотчас исследует, какие воспоминания плавают – по мысленному морю помыслов, и какие помышления ввергаются в горнило рассуждения его, для дознания, чисты ли они и не смешаны с горькими семенами, яко от Ангела света подаемые, или суть плевелы непотребные, всеваемые свету противными, темными силами. Таким образом он, как бы некий самодержавный владыка, стоя посреди помышлений, обсуждает их и разделяет лучшие помыслы от худших, и одни из них влагает в мысленную житницу свою, как хлебы некие, на воде божественной замешанные и огнем Духа испеченные, коими питаясь, возмогает и светом наполняется, – а другие отсылает в глубину забвения, стрясая с себя горечь их. Это впрочем бывает делом одного того, кто духовно вступил на путь, незаблудно ведущий на небеса и к Богу, совлекшись плачевного рубища темных страстей.

27. Душа, решительно отвергшая лукавство и непотребное мудрование неразумнейшего кичения, вместо же того обогатевшая простым и незлобивым сердцем под действием присещения Утешителя, всегда бывает вся в себе и в Боге, и все что видит и слышит (в области веры), почитает верным и истинным несомненно, как переступившая чрез пагубные пропасти неверия и носящаяся выше адской зависти.

28. В главе всех добродетелей шествует искренняя вера, при коей душа не колеблющеюся водится мыслью, но всецело отметает самолюбие. Ибо только что выступившему на подвиги ничто так не препятствует исполнять делом заповеди, как всезлобнейшее самолюбие (желание плоти). Оно служит препоной к преуспеянию даже и ревностным. Оно влагает в них мысль о неисцельных болезнях и страданиях тела (если станут строго жить) и тем охлаждает жар ревности душевной и склоняет ее отказаться от злостраданий (произвольных лишений) ради добродетели, как навета против самоугодливой жизни. Есть же самолюбие неразумная любовь к телу, или саможаление, которое делает монаха самолюбивым, душелюбивым и телолюбивым, и отдаляет его от Бога и царствия Его, по следующему преподобному слову: любяй душу свою, погубит ю (Ин. 12, 25).

29. Кто трудолюбно начал исполнять заповеди Божии и с теплым рачением на рамена свои легкий ярем подвижничества: тот не щадит здоровья тела, не ужасается тяжелости дел добродетели, не отступает в болезненном страхе пред трудами и не посматривает на другого кого, нерадиво и беспечно относящегося к подвигам; но с горячим желанием шествует стезею добродетелей, во всяком злострадании (при всяких лишениях), смотря на себя одного и на заповеди Бога, и каждодневно бросает в слезах семена свои на поле живых, пока породится в нем злак бесстрастия, возрастет в стебель ведения божественного и даст колос, приносящий зерно слова и порождения правды.

30. Ни от чего, думаю, преуспеяние души не бывает так скоро и поспешно, как от единой веры, но веры не той только, коей веруют в единого Бога и единородного Сына Его, но особенно той внутреннейшей веры, коей веруем, что как все обетования Христовы, какие обетовал и уготовал Он любящим Его, так и угрозу и муки адские, кои уготованы дьяволу и рабам его, несомненно истинны. Такая вера убеждает душу, в подвиге сущую, уповать, что достигнет устроения святых и блаженного их бесстрастия, встечет на высоту святости их и сделается сонаследницей с ними царства Божия. Будучи же так удостоверяема, она ревностнее устремляется к деланию заповедей, и ни мало не колеблясь, старается подражать трудам их, в чаянии подобными ихним подвигами достигнуть и совершенства их.

32. Внутреннее делание или венцы заслуживает душе, или казни и муки. Ибо если оно божественными занимается вещами и с любовью удобряет поле смиреномудрия, то, имея слезное свыше орошение, возделывает к Богу любовь и веру, а к ближнему сострадание, чрез кои душа, отображая в себе красоту образа Христова, бывает светом для людей, лучами добродетелей привлекая к себе взоры их и всех возбуждая к славословию Бога. Если же оно занимается вещами дольними и человеческими, и подземные прокапывает и взрывает мины греха, то, обдаваемо будучи снизу смрадом и мраком, возделывает ненависть и отвращение к добру, чрез кои душа, отображая в себе перстный и безобразный образ ветхого человека, мраком всецело бывает для приближающихся, непотребными делами и беседами развращая незлобивые и неутвержденные души и возбуждая хулы на Бога. В конце же всего, в каком состоянии застигнута будет душа смертью, сообразное с тем получит и воздаяние.

Милана

33. Возделыватель худых помышлений мрачным и печальным делает внешний вид лица своего, язык – неспособным к пению божественных песней и себя – для всех неприятным и нежеланным встречником и собеседником. Возделыватель же благих и бессмертных произрастений в сердце радующееся и улыбающееся имеет лице, и сладкозвучный в молитвах язык, и для всех всегда бывает приятным собеседником. Так что отсюда для всех, видящих добре, явно есть бывает, кто из таковых находится еще в рабстве нечистых страстей, и состоит под невольным законом земного мудрования, и кто освобожден от такого рабства законом Духа.

34. Делами укореняющиеся, страсти делами же, противоположными им, и врачуются. Ибо как невоздержание, сластолюбие и объедение, жизнь изнеженная и рассеянная образуют в душе страстное настроение и ведут ее к делам неуместным: так утеснение себя во всем и воздержание, труды и подвиги духовные снабжают ее бесстрастием и из состояния страстного переводят ее в состояние бесстрастное.

35. Когда кто чрез притрудное и усиленное подвижничество при смиренномудрии сподобится от Бога великих даров, а потом, поступившись оттуда, предан будет страстям и демонам наказателям, да ведает таковой, что превознесся и великое нечто о себе возмечтал, с презрением смотря на других. Начало греха гордыня (Сир. 10, 15). И ему ни в чем другом не найти врачевства и избавления от овладевших его жизнью страстей и демонов, как в возведении себя в прежнее благонастроение чрез покаяние, избрав себе в посредники при сем добрые – смирение и сознание своих мер, под действием коих всякий, добре стоящий на основании добродетелей, почитает себя низшим всякой твари.

36. Равное зло есть и пред Богом и пред людьми, во Христе живущими, как то, когда кто страстен делами, так и то, когда кто надменен в добродетелях духом самомнения. Ибо как о делах первого и о том, что у него бывает отай, срамно есть и глаголати (Еф. 5, 12): так и высокосердие второго мерзость есть пред Богом (Прит. 16, 5); и как тот отвратителен Богу, так что Он не может иметь в нем покоя, потому что он плоть, по слову Божию (Быт. 6, 3), так и этот нечист пред Господом, потому что горд.

37. Не так, что если страсть, то и грешное дело; но ино это, и ино то: страсть в душе движется, а деяние греховное телом видимо совершается. Так – сластолюбие, сребролюбие и славолюбие суть пагубные страсти душевные, а блуд, лихоимание и неправда суть греховные деяния; похоть, гнев и гордость суть страсти душевные, – следствия противоестественного движения сил ее, а блуд, убийство, кража, пьянство и другое что, противозаконно телом совершаемое, суть плотские деяния грешные и пагубные.

38. Есть три главнейших начальника всех страстей, и три против них ополчения, и три чина лиц, кои борются с ними и низлагают трехглавого дракона сластолюбия, сребролюбия и славолюбия: новоначальный, средний и совершенный.

40. Кто теперь только обнажился для подвигов благочестия и вводится в ополчение против страстей, тот всю брань свою устремляет против духа сластолюбия, и сильно поражает его посредством всякого злострадания, – плоть измождая неедением, спанием на голой земле, бдениями и всенощными молитвами, а душу сокрушая помышлением об адских муках и памятью смертной, и сердце от осквернения сочетанием и сосложением омывая слезами покаяния.

41. Кто ступание свое от начала простер до среды, и поты от борения с духом сластолюбия отер губкой бесстрастия (т.е. прогнал сего духа), и открытыми очами начал смотреть на естественные вещи, – тот теперь поднимает оружие веры против духа сребролюбия, веры не имеющего, ум возвышая к помышлению о божественных вещах, разум устремляя к уразумению значения тварей и к изъяснению свойств их, а душу возводя верою от видимого на высоту невидимого, питая убеждение, что Бог, приведший все из небытия в бытие, Он же есть и Промыслитель о своих произведениях, и надеждою окрыляясь к достижению божественной жизни.

42. Кто с помощью созерцания и бесстрастия прошед средину и миновав прелести мiрского чувства, вступил с помощью слова разума и ипостасной Премудрости Божией во мрак Богословия, тот силою смирения поднимает теперь оружие против духа славолюбия, душу сокрушая священными откровениями и заставляя ее небезболезненно проливать слезы, мудрование же свое низлагая памятованием о человеческой немощи и возвышая его разумениями божественного разума.

Милана

43. Постами, бдениями и молитвами, спанием на голой земле, трудами телесными и отсечением своей воли в смирении душевном ставим мы духа сластолюбия безуспешным; порабощаем его себе слезами покаяния, и вводя в узилище воздержания, делаем недвижимым и бездейственным, – разумеется тогда, как сами состоим в ополчении ревностных подвижников.

44. Оружиями веры и мечем духовным. иже есть глагол Божий (Еф.6, 17), победив духа сребролюбия, закалаем его, и вместе с тем с помощью слова премудрости востекаем к созерцанию существующего, словом разума становимся выше ничтожества видимых благ, и в царских дворах любви упокоеваемся под действием многобогатых сокровищ упования.

45. На крыльях бесстрастия и смиренномудрия плавая в воздухе таинственного богословия и входя в горнюю глубину ведения тайн Божиих действом Божественного Духа, молниями божественных догматов и разумений попаляем духа славолюбия; взирая же наконец человеческих дел, дождем слез и потоками сокрушения потопляем бесов его тристатов, воюющих против нас самомнением, тщеславием и гордынею.

46. Кто похоть плоти, похоть очес и гордость житейскую, – мiрские сии неправды, по причине любления коих бываем мы врагами Богу, – душевно возненавидел и отрекся от них; тот распял себе мiр и сам распялся мiру, разрушив во плоти своей вражду между Богом и душой, и сотворив в обоих мир. Ибо умерший сим в совлечении плотского мудрования примирил себя с Богом, убив вражду мiра в умерщвлении сластей чрез распятую мiру жизнь, и облобызал возлюбление Иисуса. Почему таковой бывает уже не враг Божий, как друг мiра, но друг Божий, как распявшийся мiру и могущий говорить: мне мiр распясь, и аз мiру (Гал. 6, 14).

47. Всякое подвизающихся оставление благодатью бывает обыкновенно за следующие вины: за тщеславие, за осуждение ближнего и надмение добродетелями. Почему коль скоро что-либо из сего окажется вошедшим в души подвизающихся, то это причиняет им оставление от Бога; и не избежать им праведного осуждения за это при падениях, пока отвергши то, что было прежде причиной оставления, не убежать на высоту смиренномудрия.

48. Не то только есть нечистота и осквернение души, когда кто нечист бывает от скверных страстных помышлений; но и то, если кто превозносится всегдашнею исправностью поведения и надымается добродетелями, также, когда много думает о своей премудрости и своем познании Бога, и осуждает кажущихся беспечными и нерадивыми братий. Это видно из притчи о мытаре и фарисее.

49. Не думай получить ослабу от страстей и избежать осквернения происходящими от них страстными помышлениями, нося еще в себе гордостное и дмящееся о добродетелях мудрование. Не увидеть тебе двора мира в благостыне помыслов и не войти в храм любви с радостью во всякой милостивости и тихости сердца, пока надеешься на себя и на дела свои.

50. Если душа твоя страстно прилепляется к красивым телам, и подвергается потом тиранству страстных помыслов, рождающихся от сего: не предполагай, что они-то и суть причина происходящей в тебе бури помыслов и страстного движения; но знай, что причина сего сокрыта внутрь души твоей, которая, как камень некий магнит железо, привлекает к себе вред от лиц в силу предрасположения к тому, и злой страстной привычки. Творения же Божии все добры зело, по слову Самого Бога, и ничего не имеют такого, что давало бы основание к похулению создания Божия.

AnnaP

Милана писал(а):

46. Кто похоть плоти, похоть очес и гордость житейскую

Милана, не вкралась ли здесь ошибка (описка)... :think:

Милана

AnnaP писал(а):

Милана писал(а):

46. Кто похоть плоти, похоть очес и гордость житейскую

Милана, не вкралась ли здесь ошибка (описка)... :think:

Я сама подумала так вначале, но поискав информацию в интернете, удивилась, что во многих текстах употребляется слово ОЧЕС, а в некоторых текстах на этом месте употреблено слово ОЧЕЙ.

Например:

Прп. Антоний Великий

яко все, еже в мире, похоть плотская, и похоть очес, и гордость житейская, несть от Отца, но от мира сего есть

Апостол Иоанн в трех вещах совмещает все человеческие похоти, говоря: все, еже в мiре, есть похоть плоти, похоть очес и гордость житейская. Похоть плоти есть насыщение чрева множеством разных яств, за которыми следует нечистота блудная. Похоть очес имеет предметом своим вещественные блага, при обладании коими око или возносится, или влагает в сердце нечистые виды. Гордость есть мирская любовь к шумной славе (высокое о себе мнение, самовосхваление, и жажда хвалы от других), которая заседает в умах наших по причине суетных и преходящих внешних достоинств каких-нибудь.

Еп. Михаил (Лузин)

ибо все, что в мире: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, не есть от Отца, но от мира сего

....Похоть очей: это та исконная похоть, или страсть, которой изначала искушены были наши прародители и которой они согрешили и грешат все их потомки, это — все, что приятно для глаз и вожделенно потому, что дает знание (Быт. 3:6), всякое греховное и страстное желание и вожделение видеть, знать, испытывать. Сфера действия этой похоти так же обширна, как и похоти плоти, но эта похоть еще глубже входит в душу, чем чувственность, и тоньше действует и на ум, и на более глубокие способности души.

Нашла вот еще какую информацию:

ЖИВАЯ ЭТИКА (АГНИ ЙОГА). Форум «ФЕНИКС»

Добротолюбие. Том 5. ПРЕПОДОБНЫЙ НИКИТА СТИФАТ

Кто сейчас на конференции